Художник-сценограф Виктор Ильич Шилькрот работал в театрах разных городов – Москвы, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода, Ярославля, Екатеринбурга и многих других. Но сотрудничество именно с Пермским академическим Театром-Театром принесло ему в 2015-м году «Золотую Маску» (спектакль «Восемь женщин», номинация «Лучшая работа художника в музыкальном театре»).
Как Виктор Ильич оценивает очередной совместный проект с ТТ – мюзикл «Винил»? И почему создавать сценографию для этой постановки было гораздо волнительнее, чем для спектаклей «Алые паруса», «Восемь женщин» и «На всякого мудреца довольно простоты»?
– Виктор Ильич, когда Вы подключились к созданию мюзикла?
– В 2013 году, после «Алых парусов». Тогда мы уже обсуждали «Винил», правда, весьма условно, потому что для воплощения идеи нужна была модернизированная сцена. Реконструкция несколько лет оставалась мечтой, и проект тоже. Но в этом году зрители и мы, наконец, увидим долгожданный мюзикл.
– Новая сцена Театра-Театра потребовала нового подхода к сценографии?
– Да. Обычно я заранее придумываю весь спектакль в эскизах, макетах, и они воплощаются. С «Винилом» же все по-другому: очень многие моменты сценографии моделируются прямо на сцене. Это как импровизировать на клавишах! Новая сцена Театра-Театра уникальна. Она словно Кубик Рубика, который очень интересно крутить.
Возможности механики настолько богаты, что какие-то дополнительные сложные элементы делать было не нужно. Именно поэтому декорации «Винила» достаточно лаконичны: это вертикальные столбы, которые мы будем использовать как некий конструктор. Так, в начале спектакля на абсолютно пустой сцене из них «вырастет» то ли Кремль, то ли МГУ, а дальше из колонн будут складываться другие картинки.
– Для «Винила» Вы прописали партитуру всей механики?
– Партитура создается прямо в процессе репетиций, ведь возможности сцены нам раскрываются только сейчас, по ходу действия. О некоторых мы даже не подозревали. Неожиданно, например, выяснили, что при одновременном вращении и подъеме площадок создается иллюзия, что все движется гораздо быстрее, чем когда сегменты только поднимаются или только крутятся. Мы начали это использовать.
Нижняя механика позволяет достаточно плавно переходить из одной картинки в следующую; сцены идут одна за другой, как единый жизненный поток – это большая радость.
Главная задача, которую я ставил перед собой в «Виниле» – продумать сценографию так, чтобы во время спектакля зритель не понимал, что конкретно происходит со сценой: не анализировал механику, не просчитывал движения круга и подъемно-опускных площадок, а смотрел и удивлялся, как одно место действия превращается в другое, как меняется пространство, как персонажи появляются все время из разных мест. Конечно, опытный зритель рано или поздно разгадает наши технические трюки, но, надеюсь, это будет в финале. Ведь «Винил» – достаточно динамичная история.
– По задумке постановщиков, в мюзикле исчезнет четкая привязка к 60-м годам, к исторической эпохе. Почему?
– Зачем рассказывать назидательно про страну 60-х, про то, как там плохо жилось студентам, как им запрещали рок-н-ролл? Все это сто раз сказано и пересказано. Мы придумали другое. Мы играем в Советский Союз, которого, по сути, не было. Создаем антиутопию, но не страшную и нагнетающую, а комическую. У нас и комсомол, и стиляги, и КГБ – это все не то чтобы пародии, а веселая, затейливая, несерьезная выдумка. Мы не хотим никаких исторических деталей, реализма, быта, в том числе в сценографии «Винила» – мы хотим погрузить зрителей в некую игровую среду. Вот сейчас мы на площади в Москве, через минуту – в аудитории МГУ, через другую – в кабинете полковника, в тюрьме, на набережной… Причем ничего этого на самом деле нет – есть только условные декорации, костюмы.
– В чем «Винил» как для Вас как для профессионала уникален и интересен?
– Каждый спектакль – новый опыт. «Винил» уникален, потому что уникальна сама сцена ТТ. Я был знаком с проектом реконструкции с момента его создания, но до сих пор до конца не знаю, какие сюрпризы таит в себе нижняя механика. И это большая сложность для меня. Я намечаю какие-то вещи, но когда начинаю проверять их на сцене, очень многое приходится переделывать, потому что поворот кольца на 15 градусов, подъем одной площадки на 5 см, а другой на 10 см создает какую-то совершенно необыкновенную картину, да и само это движение вдруг становится интересным. Моделировать сценографию прямо на сцене – такого опыта у меня не было.
– «Винил» будет похож на бродвейские шоу?
– Лично моя позиция: нам не надо делать а-ля бродвейские мюзиклы. В Нью-Йорке перед выпуском премьеры проходит месяц технических репетиций, два месяца актерских. Репертуарный театр не может себе этого позволить. Нам надо делать русские музыкальные спектакли, пусть под эмоциональным впечатлением от Бродвея, но абсолютно оригинальные, авторские, именно русские.
– А в чем особенность русских мюзиклов?
– Прежде всего, в их театральности. Русский мюзикл может быть образным, не натуралистичным, а именно игровым. И в нем есть место юмору. На Бродвее все слишком серьезно и реалистично. Да, там умеют творить чудеса с помощью сложных технологий, но мы в них не верим. Наш зритель с большей готовностью откликается на игру. Когда на «Алых парусах» начинают двигаться штанкеты, публика включается, становится соавтором и представляет, что это волны, ветер, море. Для меня как для художника опера, мюзикл – это как раз возможность разговаривать на языке абстрактных образов. Эти жанры это допускают и даже требуют. И русский зритель отзывчив к такой игре.
– О чем, по-вашему, «Винил»?
– О хороших людях, которые верят в любовь, дружбу и музыку. Почти все верят. Музыка будет в «Виниле» главной, будь то марш, блюз или рок-н-ролл. Мы будем идти за ней. И вас приглашаем!
Премьерные показы долгожданного мюзикла «Винил» на сцене Театра-Театра состоятся 19-27 апреля.
В статье использованы фото Константина Долгановского для ИД «Новый компаньон» (www.newsko.ru), Сергея Харина, а также эскизы В. И. Шилькрота к мюзиклу «Винил».