Александр Введенский и Даниил Хармс стояли у истоков ОБЭРИУ – Объединения Реального Искусства. Так называли себя деятели культуры из Ленинграда начала 1930-ых годов. История Объединения начинается с 1922 года, когда несколько молодых поэтов и философов, трое из которых были школьными товарищами, учредили домашнее содружество, поэтически-философский кружок под названием «чинари». Кроме Хармса и Введенского (первый подписывал свои произведения псевдонимом «чинарь-взиральник, второй – «чинарь АВТО-ритет бессмыслицы»), в группу входили Яков Друскин, а также Леонид и Тамара Липавские. 

«Чинари» собирались чаще всего в квартире Липавских и обсуждали вопросы науки, искусства, богословия и т.д. Параллельно Даниил Хармс пытался объединить «левых» творческих деятелей Петербурга. Сначала появился «Левый фланг» (1926), затем – «Академия левых классиков» – так постепенно формировалось ядро ОБЭРИУ, о создании которого было объявлено в 1927 году. Среди обэриутов были Николай Олейников, Николай Заболоцкий, Константин Вагинов, Игорь Бахтерев, Борис (настоящее имя – Дойвбер) Левин, Юрий Владимиров, Александр Разумовский и Климентий Минц. Свою программу обэриуты опубликовали в первом выпуске «Афиши Дома печати» за 1928 год. Вот его фрагмент: «Кто мы? И почему мы? Мы, обэриуты, – честные работники своего искусства. Мы – поэты нового мироощущения и нового искусства. Мы – творцы не только нового поэтического языка, но и созидатели нового ощущения жизни и ее предметов».

Пожалуй, самым известным выступлением обэриутов стал поэтический вечер «Три левых часа», состоявшийся в ленинградском Доме печати 24 января 1928 года. В первом «часу» свои стихи читали Введенский, Хармс, Заболоцкий, Вагинов и Бахтерев. Второй «час» представлял собой спектакль по пьесе Хармса «Елизавета Бам». В третьем «часу» проходил показ монтажного кинофильма «Фильм №1. Мясорубка», где демонстрировался «бесконечный» товарный поезд с солдатами. Уже на следующий день в вечерней «Красной газете» вышел фельетон об этом перформансе, где творчество обэриутов практически разгромили, называя произошедшее белибердой и сумбуром. Последнее же публичное выступление членов Объединения прошло 1 апреля 1930 года в общежитии Ленинградского государственного университета. Очередная разгромная статья критиковала творчество обэриутов как «враждебное социалистическому строительству и советской революционной литературе», и им было отныне запрещено выступать где бы то ни было и печататься – разве что в нише детской литературы. Многие участники ОБЭРИУ и их родственники были репрессированы и погибли в заключении.

Чем «странное искусство» могло так взбесить советскую власть? За абсурдными стихами и текстами (не стоит путать их с «заумью» футуристов – обэриуты сами открещивались от футуристов в своём манифесте) стояла крайне пессимистичная философия: мир непоправимо хаотичен во всех своих проявлениях; ослабление всех связей, в том числе в искусстве, заставляет его распадаться на изолированные друг от друга фрагменты, а язык является формой выживания в этом хаосе. 

10 декабря 1931 года в первый раз арестовали Хармса и Введенского, через несколько дней – и Игоря Бахтерева. Их обвиняли в участии в антисоветской группе, сочинении и распространении контрреволюционных произведений. Обэриуты были высланы из Ленинграда. Хармс и Введенский отбывали ссылку в Курске. 27 сентября 1941 года Александр Введенский был арестован повторно. Из заключения он сумел передать родным записку, последними словами которой были «Не забывайте меня. Саша». 19 декабря он умер в поезде, в тюремном вагоне. По официальным документам – от плеврита. 

Второй арест Хармса состоялся 23 августа 1941 года. Поэт обвинялся в контрреволюционных и пораженческих настроениях, как и Введенский. Чтобы избежать расстрела, имитировал сумасшествие на допросах. Хармс был признан виновным, но невменяемым, и отправлен в отделение психиатрии тюрьмы «Кресты» в Ленинграде. Там он и умер в самый тяжёлый по количеству голодных смертей блокадный февраль 1942 года, пережив Введенского на 45 дней. 

Архив Введенского сохранился лишь частично. Архив Хармса спасли Яков Друскин и Марина Малич, в 1942 году собравшие рукописи Хармса в чемодан и вынес из пострадавшего от бомбёжки дома писателя. Начиная с 1928 года рукописи Хармса – это собственно рукописи, на отдельных листах разного сорта и в тетрадях, гроссбухах, блокнотах, а также в самодельных книжках. Такова и «Голубая тетрадь №10», к которой отсылает название пьесы Эдисона Денисова. 

Борис Виан родился в 1920 году во Франции. Мать, страстная поклонница «Бориса Годунова» М. П. Мусоргского, назвала сына необычным славянским именем в честь любимой оперы. Его всю жизнь ошибочно относили к русским, и поэт сам иронизировал над этим в песне «L'Âme Slave» («Славянская душа»). Слухи о русских корнях поспособствовали в своё время выходу в 1983 году русского перевода романа «Пена дней», а в 90-е годы романы Виана выходили и вовсе без имени переводчика (раз автор «русский»). Виан рос, не зная нужды: его семья была богата, и даже начало войны она встретила на вилле «Ла Фоветт» на берегу Бискайского залива, где, будто не существовало немецкой оккупации, проходили многочисленные вечеринки. Такая изоляция от реальности сохранялась и в творчестве Виана: материальный мир у него кажется лишь условностью, скучные бытовые подробности смешиваются с сюрреалистическим миром, рождая сказку для взрослых, с весёлым началом – и грустным концом. 

С самого детства у Виана было больное сердце, что не оставляло ему надежды на долгую жизнь, но вместо отчаяния или смирения он решил жить «на полную катушку»: например, увлёкся джазом и стал играть на трубе, хотя с больным сердцем напрягать лёгкие было противопоказано. Именно из-за больного сердца Виан не был призван в армию, но, игнорируя опасения врачей, играл в джазовом оркестре и после освобождения Франции сопровождал в его составе знаменитых американских джазменов – Чарли Паркера и Дюка Эллингтона. 

До 1942 года Борис Виан писал только стихи, но просьба больной жены сочинить для её развлечения какую-нибудь историю положила начало судьбе Виана-прозаика. Известно, что у Виана было более 20 псевдонимов, но под его собственным именем вышли романы «Пена дней» и «Осень в Пекине». Пожалуй, самая известная «личина» Виана – американец Вернон Салливан. Первый роман «Салливана» под названием «Я приду плюнуть на ваши могилы» вызвал настоящий скандал: писателя обвиняли в нарушении общественной нравственности. В суде он объявил себя переводчиком Салливана и даже написал англоязычный «оригинал». 29 апреля 1947 года было совершено преступление: в гостинице нашли задушенной молодую девушку. На кровати был обнаружен экземпляр романа, открытый на странице с описанием похожего убийства. Разбирательство тянулось до 1953 года и разрешилось так: Виану пришлось признать авторство и оплатить штраф. Позднее роман получил экранизацию. Из-за её производства автор разругался с командой фильма и лишился прав на фильм. На премьеру триллера Виан пришёл как простой зритель – 23 июня 1959 года в 10 утра. Спустя 10 минут его сердце не выдержало – Виан умер от сердечного приступа, не приходя в сознание, по дороге в больницу. Смерть Виана была такой же, как и его творчество: горькой, абсурдной и вместе с тем по-своему смешной. 

Большинство знает Виана как автора стихов для множества песен, которые он начал писать в 50-е годы. В текстах он клеймил войну и высмеивал французское общество. Одну из самых известных и пронзительных песен «Дезертир», к которой Виан сам написал музыку (а для большинства песен это делали профессиональные композиторы), почти на 10 лет запретили к исполнению на радио. Поводом послужило её исполнение Марселем Мулуджи 7 мая 1954 года – в день, когда Индокитайская война закончилась капитуляцией французского гарнизона. 

Но «дезертирство» Виана проявлялось и в прозе – например, в той же «Пене дней», написанной в 1946 году. Вот что пишет Виктор Ерофеев в своём эссе «Борис Виан и “мерцающая эстетика”»: «явно не время писать о проникновенной любви двух очаровательных существ, Колена и Хлои… Европа лежала в руинах. Послепобедная эйфория быстро сменялась тревогой и горечью. Европейская интеллигенция стремилась осмыслить причины происшедшей катастрофы и не допустить новой. <...> Виан… совершенно очевидно пошел против течения». 

Ещё одна цитата – на этот раз из медиа о поэзии Prosodia: «Гораздо важнее, что Виан дезертировал из упорядоченного, холодного и логичного мира взрослых в мерцание пародии и абсурда, не исключающих, однако, красивой жизни и гастрономических удовольствий, а также счастья и вечной молодости».